К глубокому разочарованию Берга с Макаровым, в текущем и следующем году пришлось обходиться сравнительно маломощными электромоторами по двадцать пять сил. Поэтому красивая мореходная субмарина «Акула», о которой в недавнем прошлом Александр мечтал вслух в присутствии великого князя, не состоится до времени, когда мощность гальванической установки не достигнет хотя бы сташестидесятисильного порога.
Морское министерство озаботилось не заказывать моторы и батареи во Франции, не желая подымать выделку главных частей субмарин у недавнего врага. Тем более дела у французов после начала войны с Пруссией шли весьма скверно. Якоби получил казначейский подряд на постройку электрического завода в России. Возвести его взялся инженер Николай Иванович Путилов. Звучало здорово, если бы не одно огромное «но». Моторы нужны в 1871 году, к «Александрова» уже осенью этого, а электрозавод под них только начинал строиться, поначалу как цех под крышей Невского судостроительного и механического завода. Понятно, что не боги горшки обжигают, и академик рассчитывал выкрутиться силами гальванических мастерских. Берг впал в уныние. Французские моторы и аккумуляторы, отходив сотни часов на двух лодках, не подвели ни разу. Что можно ожидать от тех же установок, собранных кустарно и «на коленках», работающих в напряженных условиях подводного хода, один бог знает.
Приняв заверения Якоби, Попов настоял на закладке двух боевых лодок. Электромоторы «как-нибудь» поспеют. Уменьшенные по сравнению с «Акулой» субмарины с расчетным надводным водоизмещением сто пятьдесят тонн получили хищные названия «Мурена» и «Барракуда». Заказ на сборку их корпусов принял по старой памяти Александровский литейный завод. Котлы с топкой, четыре паровые машины и холодильники заказаны к выделке на Обуховском.
Госпожа Берг ощущала себя женой капитана каботажного парохода, исчезающего из дома на неделю-две. Александр разрывался между литейным и пароходным заводами, а в перерыве заседал с офицерами, сочинявшими русскую торпеду Уайтхеда и тросовую мину с автоматом глубины погружения.
Секретность — здорово. Но слухи о новом оружии растеклись по флоту, породив массу предложений от изобретателей-самоучек. Среди полного безумия появлялись замыслы, похожие на крупинки золота в руде. Инженеры Пилкина трудились над прибором, ограничивающим глубину подъема мины десятью футами от поверхности. Простой моряк придумал куда более простой способ, нежели офицеры Адмиралтейства. Верхняя часть с зарядом и гальваническими рогатыми датчиками, имеющая положительную плавучесть, поднималась вверх, а якорная погружалась, разматывая минреп с вьюшки. С якоря свисал трос длиной футов десять и грузом на конце, который оттягивал стопор вьюшки. По мере погружения груз падал на грунт, трос переставал оттягивать защелку, и она стопорилась. Якорь продолжал опускаться, утягивая боевую часть под воду. Отпала необходимость точно промерять глубину и вручную устанавливать длину минрепа.
Несколько вариантов торпед собирались на заводе Леснера совершенно безо всякой спешки. Не было в Санкт-Петербургской губернии и в окрестностях зимнего опытового бассейна, а на вояж с тайным оружием на южные рубежи России никто не согласился.
Как ни старался Якоби, к марту не поспели ни электромоторы, ни аккумуляторы к «Александру Первому». Доложив Попову ситуацию с ее переделкой и понукаемый Макаровым, которому возможностей двух малых лодок решительно не хватало для подготовки офицеров и унтерского состава, Берг распорядился спустить «корову» на воду с паровым двигателем для отработки движения, погружения и всплытия на одном только водяном паре.
Второе рождение корабля Александровского произошло 30 марта 1871 года. Внутри — балласт в аккумуляторной яме, карданы между паровыми машинами и гребными валами вместо электромоторов. Степан Осипович суетился, вникал в каждую мелочь, костерил мастеров пароходного завода и Томаса, поторапливаясь включить в свой отряд субмарину «взрослого» водоизмещения. Углядев нерадость в глазах капитан-лейтенанта, сразу по отплытии спросил:
— Отчего хмуритесь, Александр Маврикиевич?
— Чувство осталось нехорошее. Я известил господина Александровского, что его детище нынче в строй вступает, приглашал почтить присутствием. Он ответить не соизволил. Скажете — чушь? А на душе покою нет. Будто украл его лодку.
— Сантименты, любезный. Корабль — казенный, фотограф от судьбы своего детища открестился. Не корите себя.
— Так-то оно так. Но думаю порой, «Александровка» норов покажет. Слишком он ее любил, что живого человека.
В первом опытовом походе погружений не замышлялось, оттого Макаров велел лодку вести севернее морского маршрута. Берг счел, что подводный выхлоп лишнее топливо ест, нагружая нагнетатель выпуска газов. Посему на корабле завелась двадцатидюймовая дымовая труба, откидываемая назад и отсекаемая захлопкой, которая дымила, как у заурядного парового катера.
Покинув прагматичного лодочного командира на рубочном мостике, капитан-лейтенант нырнул в люк, спустился на нижнюю палубу и ощутил крымский зной. Матросы стояли на постах в мокрых от пота форменках. Скинув офицерский бушлат и пилотку, ставшие повседневной формой подводников, Берг повернул штурвал машинного отсека. Макаров, преданный правилам непотопляемости, велел держать переборки затворенными и без разрешения начальников постов по отсекам не гайцать.
Навстречу буквально вывалился Том.
— Ваше благородие! Младший кондуктор сознание потерял.