Подлодки адмирала Макарова - Страница 36

Два кабельтовых. Пароход смещается правее, но его низкосидящую груженую тушу быстро не повернуть.

Берг глянул на столпившихся на носу матросов и унтеров. Знакомой темной морды нет. Неужели Том потерял сознание и валяется в корме?

— Куда?! — рявкнул Макаров, когда его коллега прыгнул в жерло люка.

Александр метнулся в машинное. Адский жар наотмашь ударил по лицу.

Томас обливал себя из ведра мятой жестяной кружкой.

— Сэр Алекс! Нужна минута. Топка работает, через минуту могу открыть клапан.

— Сдурел? Запускай машину и наверх, живо!

Шум винтов парохода превратился в грохот. Сколько до него? Кабельтов, двадцать саженей? Манометр поднимался, но был далек от метки рабочего давления.

— Ладно, пробую, сэр Алекс.

Томас повернул рычаг, запуская свежий пар в одну из машин. Поршни тронулись, вращая вал. Палуба дрогнула под ногами — подводная лодка обрела ход, будто пытаясь из последних сил проползти перед неминуемой гибелью хоть немного.

Берг выскочил из машинного, хватаясь за штурвал и поворачивая его, чтобы компенсировать поворот от работы одного винта из двух. Грохот пароходных винтов заглушил другие звуки на корабле. Капитан-лейтенант услышал, что источник рева начал смещаться вдоль кормы к правому борту. Неужели пронесло? Если форштевень прошел мимо, скользящий удар миделем не так страшен…

Буханье ушло к правому борту и начало медленно стихать. Александр навалился на штурвал, едва удерживаясь на ватных ногах.

Когда «Александровка» швартовалась, Макаров, на лицо которого только-только вернулись краски, шепнул:

— Уж не знаю, награждать вас с Томасом за спасение корабля или нам вдвоем идти под суд офицерской чести, что едва столкновение не устроили.

— Не знаю даже. Капитан торговца не смолчит. Поэтому никаких награждений, отмахиваемся, — Берг снял пилотку и вытер лицо платком. — Отныне я знаю самый прекрасный звук на свете, рядом с которым меркнут фуги Баха и симфонии Бетховена. Это — удаляющийся шум пароходных винтов. Кстати, далеко было?

— Десяток саженей. Ежели ход не дали бы, аккурат в корму форштевень направлялся.

Капитан второго ранга Вознесенский, заслушав рапорты обоих виновников ЧП, долго хмурился, представляя, как подать дело Попову.

— Свечки в храме поставили, господа? На волоске висели.

— Так точно, ваше высокоблагородие, — ответствовал Макаров за двоих. — Выводы сделали.

— Поделитесь, лейтенант.

— Отныне никаких погружений без запаса подводного хода. «Щука» уже раз убегала от судна.

— Недостаточно. На линии судового хода не сметь погружаться вообще. А коли купец под парусом шел бы, без машины, тут ваша лодка аккурат под киль ему и всплыла бы. Я доложу адмиралу закрепить за вами катер и следовать, что на привязи. На «Александра Первого» навесить яркий буй, дабы подводное положение его обозначить. Ясно?

— Так точно, ваше высокоблагородие.

— Господин капитан-лейтенант, как лодка ведет себя с паровой машиной?

— Греется внутри. Течь в переднем отсеке. Излишний объем уравнительной систерны затруднил всплытие. Мал объем паросборника, оттого быстро давление вышло. Впрочем, после монтажа батареи сей недостаток будет неважен.

— Не вижу больших трудностей, — сделал вывод Вознесенский, — к июню, как моторы поспеют, исправите. Жаль, что Александровский не хочет смотреть, как его лодка по-настоящему в строй станет.

— Разве что с жандармами привести, ваше высокоблагородие, — сострил Макаров.

— Кстати, про жандармов. Господин капитан-лейтенант, что слышно о вашем беглом американце?

— Как сквозь землю канул. Не сомневайтесь, господин капитан второго ранга, я покрывать его не намерен.

— Отрадно слышать. Французский писатель Жюль Верн издал любопытнейшее писание «Двадцать тысяч лье под водой». Сам утверждает, что вдохновился идеями «Плонже» и американских электрических субмарин. Жандармский корпус обеспокоен — не утекают ли от нас подводные тайны. Последний вопрос, господа офицеры. У Пилкина, наконец, есть практическая торпеда?

— Никак нет, — ответил Берг. — Зато академик Якоби учебную электрическую мину предложил.

На чертеже изображалась шестнадцатидюймовая труба с электромотором, аккумуляторами, винтом, рулями и прибором удержания глубины.

— Занятно. Сколько же узлов она даст, Александр Маврикиевич?

— Двенадцать на первых трех кабельтовых, по расчетам, конечно.

— А дальность?

— Через шесть кабельтовых стоп, чтобы у Дании не ловить.

— Средства на одну торпеду невелики, я надеюсь. Испрошу адмирала. А как боевое средство — увы, слишком дорого. На сем не смею задерживать.

Ощутив, что гроза миновала, как пароход подлодку, Берг и Макаров вышли из адмиралтейства.

— Разрешите полюбопытствовать, Александр Маврикиевич. Томас — кондуктор, вы же офицер, дворянин. Стоило так рисковать?

— Действительно, сложно объяснить. С Томом мы тонули на корвете у берегов Америки и в «Щуке» у Кроншлота, дважды отбивались от бандитов. Практически — он мой друг. В Россию поехал единственно за мной. В Новом Свете имеет значение, что я белый. На дворянство там плюют. Потому отношения у нас такие не только по уставу.

Макаров шел с полуулыбкой на лице, как в день, когда сопровождал Берга домой после гауптвахты.

— Экая вы романтическая нация, германцы. Гете, Шиллер. Даже изъясняться изволите поэтически: удаляющийся звук винтов милее фуги и симфонии. Однако же я, как командир, иначе на вещи смотрю. У вас образование, опыт, ярчайший талант в подводных делах. А с людьми не умеете управляться. Не только касательно лейтенанта Рейнса. Того же Томаса, например, способен заменить любой боцманат, коего натаскать за полгода до кондуктора. Вас никем заместить невозможно.