— До высочайшего смотра больше никаких переделок и улучшений. Засекаем время — за сколько часов генератор восстановит заряд, потом возвращаемся на базу.
Швартовались в сумерках, но с полной батареей.
— Еще раз поздравляю, Александр Маврикиевич, — тряс руку Якоби. — Непременно замерьте продолжительность экономичного хода-с. Я постараюсь химика прислать. Больно голова болит, не потравились бы мы аккумуляторными газами.
Неподалеку до поздней ночи кипела работа у коллег-соперников. Движимый скорей паранойей, нежели здравым смыслом, лейтенант приказал по очереди ночевать в лодке до первого июня.
Константин Николаевич изволил выйти для смотра субмарин на пароходо-фрегате «Генерал-адмирал» американской постройки, названном в честь него самого. Величественный корабль с огромным черным корпусом, прямым форштевнем без всяких носовых украшений, кроме легкого двухглавого орла под самым бушпритом, миль с двух производил основательное впечатление, воплощая военно-морскую мощь России, возрождающуюся после позорного Парижского мира. Но дубовый корпус, как поговаривали в Кронштадте, уже основательно поражен гнилью, из-за большого дрейфа фрегат не в состоянии повернуть фордевинд под парусами. Реликт переходной эпохи парус плюс пар. Скоро в корпусах не останется дерева, кроме разве что палубного настила, а машины останутся единственными двигателями.
Рядом с исполином в пять тысяч семьсот тонн водоизмещением терялась даже крупная лодка Александровского. Субмарина Герна и «Щука» выглядели шлюпками. Сзади неторопливо дымила броненосная канонерка «Русалка», как съязвил Рейнс — подбирать трупы.
Выход в море вышел анекдотичным. Пневматическая посудина мили четыре смогла удержать оговоренную скорость в пять узлов. Несмотря на усилия нагнетателя, приводимого малой паровой машиной, давление в баллонах упало, лодка начала отставать. Адмиралтейский офицер-наблюдатель приказал отсемафорить на «Генерал-адмирала» просьбу о взятии на буксир.
— Может, мы бросать ему конец? — зловредно спросил Джон, наблюдая суету.
«Щука» шла параллельным с фрегатом курсом без напряжения. «Четверка» Герна с трудом, но поспевала.
— Не надо унижать человека. Не будь злопамятным, — отрезал лейтенант.
Александровского обогнула броненоска, замыкавшая процессию. С ее кормы полетел буксирный конец.
— Иван Федорович имеет минус одно очко, — мстительно заявил капитан «Щуки». Адмиралтейский наблюдатель, строгий капитан-лейтенант, неодобрительно глянул и промолчал.
— Нам минус два очка за твой длинный язык.
Через шесть миль великий князь решил, очевидно, что глубины достаточно для опытов. На фрегате оживились сигнальщики. По регламенту первой полагалось идти самой старшей и крупной субмарине, однако видать, кто-то решил дать Александровскому послабление. Лодка продолжала тихонько дымить на буксире, а капитан кораблика Герна захлопнул люк.
— Первая проба на срочность погружения, скорость и дальность подводного хода, — капитан-лейтенант достал ручные часы. — Здесь не мерная миля. Следим по времени и собственной скорости.
С погружением крохотная субмарина справилась на «отлично». Через четыре с половиной минуты над водой торчала лишь мачта с флажком, указывающая ее положение.
— Милю может пройти на сжатом воздухе и пять-семь кабельтовых на остатках давления в котле, — прикинул Берг.
Опыт занял около двух часов. Лодка Герна тянулась под водой всего на полутора узлах. «Генерал-адмирал» также черепашил на этой нелепой для него скорости, отстав на полкорпуса от флажка. Через три мили Берг воскликнул:
— Будь я проклят, если они не вздумали палить под водой свои чертовы шашки с кислородом. Отравятся!
Шест, сопровождаемый шлейфом пузырей, неожиданно начал уваливаться к фрегату. Там заметили странный маневр и заложили левый поворот. Огромное судно невозможно быстро остановить или повернуть, даже выкручивая штурвал и отрабатывая винтами враздрай. Слепое подводное суденышко с самоубийственной решимостью скользило под форштевень. Когда все сжались в ожидании неминуемой беды, скорлупка выпрыгнула на поверхность в каких-то саженях от броневого пояса «Генерал-адмирала», застопорив ход. Из отворившегося люка вывалилась человеческая фигура, не удержалась на обшивке и скатилась в воду.
На фрегате скомандовали «человек за бортом». Но пока махина окончательно замедлится и спустит шлюпку, спасать, быть может, окажется некого.
— Принимаю командование, — словно выстрелил Берг. — Внизу Рейнс и Вашингтон, остальные наверх. Лево руля, самый малый вперед.
— Что вы задумали, лейтенант? — спросил наблюдатель.
— Подойти к «четверке» носом. Бортами швартоваться не можем, круглые и выпуклые у обоих. Одному перепрыгнуть, принять конец. Пытаться спасти человека в воде. Обвязавшись концом, спуститься в люк, один держит сверху. Полагаю отравление угарным газом. Надо экипаж вытащить на палубу.
— Действия одобряю, — капитан-лейтенант глянул на Берга и неожиданно улыбнулся. — Не взыщите. Я старший по званию на борту, обязан подтвердить ваш порыв, взяв на себя ответственность или воспрепятствовать. Мешать не буду.
Став на носу и ухватившись за трос, идущий к флагштоку, Берг перекрестился. Если он соскользнет с корпуса терпящей бедствие лодки, раскачивающейся на волне от фрегата, то имеет отличные шансы попасть меж ее бортом и форштевнем «Щуки». Тогда даже хоронить нечего будет.
Он прыгнул в миг удара. Извините, братишки, коли вам вмятину сделали. Рука скользнула по черной клепаной броне и уцепилась за киповую планку. Лейтенант подтянулся, встал, поймал брошенный старпомом конец, подтащил его и закрепил. По тросу перебрались мичман Ланской и кондуктор.