Подлодки адмирала Макарова - Страница 79

«Кракен» поспел на закате. В полутора милях от берега стали три броненосца, развернув казематы бортов к форту «Иван Калита». Меж тяжелыми кораблями и урезом воды столпились уцелевшие от двух атак транспорты. Килем вверх плавали останки тральщика, там и тут из воды косо торчали верхушки мачт. Минное заграждение собрало свою жатву.

Русское укрепление чадило клубами черного дыма. Средь руин изредка мелькали вспышки, тяжелые «чемоданы» летели к броненосцам, не причинив им заметных разрушений. Гораздо чаще плевались малые пушки, выкашивая союзный десант.

Лейтенант Черноусов не мог в перископ разглядеть в мелочах картину победоносной высадки. Он заметил себе, что вооруженная мелочь огибает главные силы мористее, явно охраняет их от неожиданной атаки. Была бы вторая подлодка рядом, не грех утопить и броненосцы, и малотоннажных «собачек». А если еще и плавбаза с запасами торпед… В бою не место мечтаниям, надо обходиться имеющимся.

Обозревая морскую поверхность, капитан заключил, что меньше всего нападение ожидаемо со стороны суши. Там толкутся транспорты, убывает глубина, могут попасться сорванные с минрепа мины, изредка падают недолеты из форта. В общем, зона, куда по здравому размышлению соваться совершенно немыслимо. С корабельных батарей туда обращены сотни глаз. Как раз перископ они не заметят.

Лодка развернулась в глубине, чуть не задев рубкой пустой транспорт на якоре, а килем подводные камни. Черноусов вышел наугад, с известной долей везения попав в промежуток меж самыми крупными британцами. После гибели «Пираньи» лейтенант впервые произнес заветные слова: «первая, пли!», «вторая, пли!» Настоящая музыка для подводника, похоронный марш для ее целей.

Не успела достичь английского борта первая пара, как «Кракен» вошел в левый поворот. После взрыва на «Девастейшне» вахтенные соседнего броненосца впились глазами в волны, замечая зловещий бурун за перископом. Зазвучали рапорты, подчеркивая полную беспомощность экипажа: секунд через тридцать пуск торпед, на лодку орудия быстро не направить, поднять якорь и убежать — тоже не выйдет.

Когда торпеда взорвалась под ватерлинией «Тандерера», Черноусов продолжил удивлять дальше. Он притерся бортом к обреченному броненосцу, попав в мертвую зону его орудий и укрывшись им от канонерок, двинул вдоль корпуса и ювелирно отправил торпеду в корму третьего бронированного корабля, на этот раз — австрийского корвета. Не дожидаясь последнего взрыва, капитан приказал пройти вперед две сотни футов, забрать вправо и ложиться на дно.

Сурового раската от пятой торпеды так и не последовало. Вместо них неподалеку застучали колотушки от обстрела водной поверхности. Шансов повредить подлодку, затаившуюся на дне в неизвестном для охотников месте, не больше, чем убить клопа, наугад тыкая иголкой в подушку. Тем более с каждым выстрелом ограниченного огневого запаса в воду бестолково улетали шиллинги и фунты стерлингов.

— Ваше благородие, — прошептал гардемарин. — Помните депешу из Адмиралтейства касательно долгого хранения торпед на лодках?

— Да-с, Владимир. Вы правы. Из пяти пущенных взорвались две. Не могу взять на веру, что трижды промахнулись в упор.

— Стало быть, единственная оставшаяся — тоже ненадежна. Как вы чаете ею распорядиться?

— Дождемся ночи и пугнем австрийца. Он поменьше, даст Бог, с одной утопнет. А не взорвется — нам легче удирать, не всполошим врага. Через два часа увидим.

Посмотреть было на что. Ночь над Эгейским море чудо как прекрасна. Яркие звезды, едва прикрытые легкими облачками, смотрятся в безупречно чистую воду, из которой всплыл острый темный силуэт.

«Кракен» с полными систернами главного балласта и продутой уравнительной чуть высунул рубку из воды, покачиваясь на легкой волне, скорее похожей на озерную, нежели морскую. Черноусов открыл люк.

Оба британских броненосца, один с креном градусов пятнадцать, второй с дифферентом на корму, соревновались в умении экипажей бороться за живучесть. Австриец куда-то отошел, явив благоразумие. До ближайшей канонерки не более четырех кабельтовых.

В акустическом приборе тишина, только обычные звуки моря. Нет сомнения, союзники тоже слушают воду, тщатся засечь лодочные шумы.

Мичман дал оглядеться старпому.

— Ближе всех британец на боку. Ему отправить презент с этого борта — привет Нептуну, джентльмены. Австрийца во тьме не сыщем.

— Так что бьем льва, ваше благородие.

— К погружению под перископную стоять! Самый малый вперед! Погружение! Поднять перископ! Лево руля!

С дистанции, лишь вдвое большей длины самого парохода, капитан тщательно выбрал место удара. Где-то под трубами машинное отделение. Британцы не самые радетели непотопляемости, вряд ли там переборки меж кочегарным и машинным. Пусть Бог отвернулся и торпеда не взорвется, четырнадцатидюймовая дыра в тонкой обшивке подводной части знатно увеличит подтопление.

— Шестая, пли! Стоп, машина. Средний назад.

Мучительные секунды, пока торпеда преодолевает последние сажени. Акустик снял прибор, но и без него слышен гулкий удар металла о металл. Секунда острого разочарования, потом запоздалый взрыв и громкое «ура» на все Эгейское море. Теперь не нужно блюсти безмолвие — вражеские слухачи сорвали рамки с головы, растирая ушибленные грохотом уши.

— Стоп, машина. Средний вперед, право руля.

По волнам пляшут пятна прожекторного света. Когда в них попадает мусор от погибших днем судов, наблюдатели орут: periscope! Туда же летят десятки снарядов. О каком количестве русских утопленных субмарин доложат адмиралтейским лордам? Ежели считать по траченым припасам — десяток, а то и поболее.